***

Но все оказалось не так просто. Во-первых, пришлось лететь во Франкфурт, а там пересаживаться на самолет в Рио. Бен стоял в очереди, Алекс перед ним, держа в одной руке паспорт, в другой сумку. На улице средиземноморское слепящее солнце отражалось от оконных стекол, машин, листьев, облаков. Бен держал глаза полузакрытыми, даже несмотря на то что был в темных очках, и все время скалился. Может, я еду домой? — думал он, ожидая у стойки регистрации, Алекс стоял рядом с ним, он сказал, что Бену нужно место у окна. В этот раз, когда они зашли на самолет, Бен осознал, что он в самолете, и у иллюминатора, рядом с Алексом он сумел сопоставить то, что видел сейчас, с тем, что было видно с самолетика, на котором он летал над Лондоном. Потом самолет обволокло облако, пришлось смотреть на белое, оно светилось, и от него было больно. Бен закрыл глаза, откинулся на спинку, и Алекс сказал ему:

— Лететь всего один час, Бен. — Он имел в виду до Франкфурта, а там все повторилось снова: толпа, эскалаторы, яркий свет, ходьба по коридорам, потом ожидание у выхода с посадочным талоном в руке. Бен жался к Алексу, скалился.

Алекс смотрел на своего измученного товарища с сомнением и опасением. Он бы похлопал его по плечу — «все нормально, Бен, вот увидишь», — но вчера, когда Алекс по-дружески шлепнул Бена, то заметил, что его зеленые глаза сузились, закипела ярость, и кулаки… Алекс даже не знал, как близко был к тому, чтобы эти громадные руки раздавили его, а зубы впились в шею. Хотя он понял, что ситуация опасна.

От ярости у Бена перед глазами все побагровело, а кулаки налились убийством — он еле подавил ощущение опасности, еле сдержался. Бен знал, что ни в коем случае нельзя проявлять свою ярость, но Алекс-то его ударил… горе, которое затаилось в нем с тех пор, как не стало старушки и Джонстона с Ритой тоже, сопровождала ярость. Бену сложно было понять, чего ему хочется: вопить и выть от боли или крушить все вокруг и убивать.

Длинные идущие вниз коридоры с поворотами вели к двери в салон самолета: Бен никак не мог поверить, что это самолет: такой он большой. Бен даже не мог понять, насколько он огромен. До Бена дошло, что он летит не домой, а куда-то еще, в голове мысли постоянно боролись за то, чтобы сохранить контроль, и теперь Бен говорил себе, что его обещали отправить домой, но предали, и Алекс в этом предательстве участвует. Бразилия. Что такое Бразилия? Почему он летит туда? Почему он должен сниматься в кино?

В этот раз он не стал смотреть в окно, так как знал, что увидит лишь белые облака и болезненный блеск. Лететь одиннадцать часов — что Бену делать все это долгое время в скованном состоянии? Они летели эконом-классом: Алекс не мог позволить себе расточительства.

Принесли напитки. Алекс велел Бену выпить воды, и он выпил. Может, дать Бену снотворного? Но, возможно, его организм не воспринимает лекарств: все равно, что кошке дать человеческое болеутоляющее или снотворное, ему может стать плохо, он может даже умереть. Но проблема решилась сама собой, Бен снова заснул, вцепившись в ремень безопасности, который терпеть не мог. Нагрузка на организм была слишком велика, Бену трудно было ее переносить, иногда во время полета он просыпался, осматривался и снова засыпал.

В Рио было утро, солнце светило невыносимо ярко, это разбудило Бена. Он вцепился в свою промежность и попытался подняться. Алекс вовремя довел его до туалета. Он думал, что это все равно, что с ребенком — у Алекса был ребенок, сын от брака, который закончился разводом.

С отелем проблем не возникло. Бен знал, что это такое, и уверенно предстал перед регистрационной стойкой. Но — поняв, что происходит, Алекс разозлился на себя — там говорили на другом языке, португальском, а Бен привык только к звучанию французской речи.

— Что такое? — спросил Бен — грубо, печально, зло. — Что они говорят?

Алекс объяснил. Он много рассказывал Бену о Бразилии, о Рио, о том, как там чудесно; о лесах, пляжах, море, но ему и в голову не пришло упомянуть о том, что люди говорят на португальском.

Алекс хотел бы жить отдельно, но боялся оставлять Бена одного в этом неизведанном отеле, так что они вдвоем поселились в одной комнате. На одну ночь: в Рио несложно снять квартиру, и на следующий день они переедут.

Алекс ужасно хотел спать, он ведь бодрствовал на самолете, присматривал за Беном, но он понимал, что надо держаться, потому что Бен выспался и был полон сил, ходил по комнате, словно животное, изучающее новое пространство, осматривал ванную — душ, туалет, — открывал и закрывал шкафчики и ящички. Они поселились высоко, Бен выглядывал из окна и смотрел вниз — похоже, это его не расстроило, хотя он и не любил лифт. Он лег на кровать и снова встал, а Алекс наблюдал за ним, утомленный сменой часовых поясов.

— Я голоден, — сказал Бен.

В номер подали бифштекс, Бен съел еще и порцию Алекса. В этой стране росли чудесные фрукты, и Алекс кое-что заказал. Бен ел ананас, мыча от удовольствия, но весь облился соком. Алекса поразило, что он сам, без указания, пошел в душ и провел там достаточно много времени. Алекс прислушался к звукам — что это? Пение? Какой-то грубый мычащий напев. Повсюду расплескалась вода, Алексу пришлось вытирать.

Был всего лишь полдень.

Алекс начал звонить друзьям. В городе у него было много друзей. Некоторые работали вместе с ним над пьесой, некоторые — в фильме, который снимали в Колумбии и Чили. Знакомые знакомых. Надо не заснуть. Он знал, что если уснет, то не проснется до завтра. Заказали ранний обед. Пока его будут готовить, Алекс с Беном отправятся осматривать город. Было жарко, от моря отражались солнечные зайчики, Бен шел, спотыкаясь, вцепившись в Алекса, почти полностью закрыв глаза. Алекс отвел его назад в отель, выяснив, что в Ницце они гуляли по вечерам и один раз днем, когда было облачно. Они расположились за столиком у отеля, пили фруктовые соки, Бен, съежившись, сидел на стуле, не скалился — Алексу было приятно это видеть, — но был так напряжен, отворачивал голову, чтобы больше попадать в тень от зонтика, оценивал новых людей, пытался понять новые звуки. Как и всюду, где побывал Бен, люди, которые приходили и уходили, которые сидели за соседними столиками, пытались постичь, что они видят. Первый случайный взгляд оценивает сцену в общем — но в голове остается что-то недопонятое, какой-то вопрос. Второй взгляд дольше первого: ну, это просто крупный мужчина, всего-то — вырасти таким большим и объемным не криминально, — но каковы плечи, говорите что хотите, какие плечи… после того, как отвернулись — третий взгляд, тайком, украдкой. Да, только и всего, просто мужчина крупного телосложения, но не красавец. И, наконец, последний, неприкрытый длительный взгляд, как будто странная внешность Бена — повод так невежливо таращиться. Да, но чтоэто? Просто: чтоя вижу? Жаркий день подошел к вечеру, Алексу мучительно хотелось спать. Когда желание стало невыносимо, он заставил Бена вернуться в комнату. Бену идти не хотелось, ему нравилось на улице — смотреть, слушать, к тому же, некоторые женщины ему улыбались.

Войдя в комнату, Алекс упал на кровать и уснул. Даже не снял туфли.

Бен подошел к своей кровати, но не лег. Он сидел на краю и пристально смотрел на Алекса. После старушки Бен ни с кем не жил в одной комнате, но старушку не надо было рассматривать, разглядывать; а в ту ночь, когда Рита разрешила Бену остаться, он был слишком благодарен, чтобы желать чего-нибудь еще. Но сейчас перед ним находился мужчина, который привез Бена сюда, в это место, а Бен этого совсем не просил. Алекс ему не нравился, хотя казался добрым: Бен чувствовал, что Алекс его дурачит.

Он беззащитно лежал, раскинув руки и ноги, лицом к Бену, глаза прикрыты, казалось, что он смотрит на Бена. Бен мог убить его, пока он там лежит, Алекс бы и не пикнул. Бен ощущал, что от ярости, подпитываемой горем, его плечи, руки, кулаки становятся сильнее. Он мог бы наклониться и крепко укусить Алекса в шею, она словно звала… но Бен знал, что не должен так поступать, он должен контролировать себя. Даже когда от ярости темнело в глазах, какой-то голос говорил: «Остановись. Нельзя. Это опасно. Тебя могут за это убить».